Александр Гильман. С волками жить – по-волчьи выть  (51)

Потому что я обращаюсь к тем, кто считает, что отношение к нам со стороны государства именно волчье, особенно в сфере школьного образования. И среди этих моих единомышленников такие уважаемые люди, как депутат Сейма Янис Адамсонс и учитель и общественный деятель из Даугавпилса Алексей Васильев. Их резкие статьи о политике Латвии в сфере образования меньшинств в целом и о грядущем запрете отвечать на выпускных экзаменах по-русски в частности Delfi опубликовал в один день. И оценки авторов до тех пор, пока они говорят вообще, не только очень жестки, но и вполне справедливы. "В Латвии ненависть к русскоязычным с каждым годом достигает все новых вершин" (Адамсонс), "Самое лучшее, что могли бы предпринимать министерские деятели — это сидеть тихо и не мешать процессу обучения." (Васильев).

Однако, как только мы переходим к конкретному поводу для возмущения, то все оказывается не столь однозначно. Зловредное министерство запретило сдавать выпускные экзамены на русском. Заметим, что оно это запретило тем, кто буквально за несколько дней до того сдал экзамен по латышскому языку, который уже несколько лет в русских школах проводится по той же программе, что и в латышских. Возникает вопрос — а зачем тогда бедные дети учат в таком объеме латышский, если они все равно не способны на нем отвечать?

При этом слово "экзамены" употребляется во множественном числе не совсем корректно. У нас всего три обязательных экзамена и один по выбору. Обязательные — латышский, английский и математика. Первые два по определению не допускают русского в ответах. Математика — это главным образом задачи — ну сколько там терминов, которые надо выучить несчастным детям. Остается один, который надо выбрать самому, что снижает проблему изучения латышской терминологии до единственной.

Замечательно, что в защиту русских детей бросается латыш Адамсонс. Это — очень редкий в нашей стране случай солидарности, который дорогого стоит. Но давайте обратимся к биографии самого Яниса. Он закончил латышскую школу в практически моноязычной Бауске. Учился одиннадцать лет, а не двенадцать, как наши недоросли. Никакого преподавания предметов на русском в латышских школах, не говоря уже о пропорции 60/40, тогда не было. После этого он спокойно отправляется в Киев, где успешно сдает вступительные экзамены, естественно, на русском, в том числе и сочинение, и проходит по конкурсу. Причем училище, которое он выбрал, было военно-политическим, то есть главным оружием будущего офицера должно было быть умение убедительно говорить по-русски.

Так почему при значительно меньшем объеме изучения русского советские латыши умудрялись выучить наш язык в совершенстве, а мы до сих пор так зажигательно ноем о своей немощи, что г-н Адамсонс вынужден броситься на нашу защиту? При всем неприятии идей злостного губителя русского образования "Черного Карлиса" Шадурскиса — уж он-то совершенно свободно владеет русским.

На самом деле языки изучают с единственной целью — говорить. Поэтому ученику, который выучил латышский и физику, биологию, историю и т.д., не должно составить проблемы говорить на латышском о физике, биологии, истории и т.д. Иначе все это мучительное изучение латышского не имеет никого смысла. А уровень знаний проверяется экзаменами. Поэтому требование сдавать выпускные экзамены в средней школе на латышском со стороны государства совершенно естественно. Сегодня же нет вступительных экзаменов в вузы — их роль играет школьный выпускной. Как еще проверить способность абитуриента получить высшее образование на латышском?

Это должно было быть единственным требованием властей. Как добиться такого результата, нормальным образом должна решать школа. И предлагать родителям — заказчикам образования — разные варианты. На мой взгляд, наиболее разумный — тот, который доказал свою действенность в советских латышских школах: качественное преподавание второго языка при остальном образовании на родном. Ведь мы и сегодня не встретим ни одного выпускника советской латышской школы, который не владел бы свободно русским. Впрочем, сколько я помню тогдашних латышских детишек — они обычно уже годам к десяти были полностью двуязычны. А от наших и в 19 лет этого нельзя требовать — когда у них порой уже собственные дети есть?

Причем билингвальность — отнюдь не некий чисто латышский талант. В начале 90-х я покупал приватизационные сертификаты у цыганской семьи из Курземе — родители и их сын с молодой женой, девушке не было и двадцати. Старшие очень гордились невесткой: она умела читать и писать, в отличие от своего абсолютно неграмотного мужа, как и его столь же неграмотной мамаши. Мы долго обучали этих двух несчастных поставить подпись на необходимом документе. При этом все четверо свободно говорили на родном языке, латышском и русском — то, что считается почему-то невозможным для выпускника современной русской школы в Латвии.

На самом деле зло заключается в требовании учителям объяснять предмет на латышском — в пресловутых 60%. И потому, что объяснять и понимать всегда проще на родном языке, чтобы потом, когда человек уже понял, он бы перевел это в уме на латышский. И потому, что свободные люди общаются на том языке, который удобен обоим, а не на том, который диктует надсмотрщик. Русский учитель, беседующий с русскими детьми на латышском, не может ими восприниматься иначе, чем жалкий коллаборационист, и не вызывать презрения. А чему может научить человек, которого презирают?

Из-за этого тринадцать лет назад развернулась школьная революция, главной движущей силой которой были именно ученики. И хотя формально она потерпела поражение, на самом деле за закрытыми дверями класса учителя объясняют детям так, чтобы они поняли, а не так, как требует министерство.

Разумеется такое конспиративное использование родного языка — безобразие, он должен быть легализован в русской школе. Разумеется, на нападки на русское образование общество должно отвечать. И политическая логика говорит о том, что для активизации протеста нужен повод — пусть и такой, как свежее решение об экзаменах только на латышском. И вероятно, вполне разумно воссоздать Штаб защиты русских школ — проблема-то сохраняется.

Недопустимо только одно: в своей аргументации показывать себя и наше подрастающее поколение идиотами. А именно такими видят нас наши двуязычные оппоненты, если мы им всерьез говорим, что двенадцати лет изучения языка недостаточно, чтобы говорить на этом языке на любые темы. Заодно вспомню еще один столь же негодный аргумент: дескать, не готовят учителей для русских школ. То есть мы считаем, что носитель русского языка, окончив школу, где этот язык обстоятельно преподается, а потом на латышском педагогический факультет по специальности "физика", не способен на родном объяснить физику русским детям? Тогда грош цена таким знаниям.

Перескажу байку, которую любил рассказывать мой дед. Где-то в двадцатые годы к нему пришел гость, только вернувшийся из Франции, и с упоением рассказывал о тамошней жизни. И тут домработница-латышка, скромно подававшая угощение, вдруг спросила: "А на каких языках говорят французы?" И была крайне поражена тем, что они говорят по-французски и больше никак. Потому что ее, бедную хуторскую девочку, с раннего детства учили, что для минимального успеха в жизни надо говорить на трех языках — родном, русском и немецком.

Наше поколение, к сожалению, как те французы, сформировалось в условиях, где одного языка было достаточно. И попав в страну с традиционным многоязычием, мы не понимаем, что для достижения равноправия не должны отставать в нем от своих недоброжелательных соседей. Потому что они осознают это свое превосходство и охотно играют на нем. Поэтому хотя бы следующее поколение обязано быть двуязычно и способно это доказать на любых экзаменах.

…Много лет назад мой коллега Николай Кабанов написал статью, названием которой я не устаю восхищаться: "Нас поймали за язык". Представьте себе, как беспомощен человек, которого схватили за язык, как трудно ему сопротивляться насильнику. И мы должны уметь больно укусить схватившие наш язык пальцы и сказать все, что мы думаем. На том языке, который любителю протягивать руки наиболее понятен.