Фото: DELFI
В четверг, 12 апреля, гостем студии "Delfi TV с Янисом Домбурсом" был министр иностранных дел Эдгар Ринкевич ("Единство"). В ходе встречи было поднято множество разных вопросов, ниже его можно посмотреть в записи, а в тексте мы выделили самое главное.

О том, почему Латвия до сих пор не озвучила свою позицию.

Не совсем так. Латвия была т.н. "со-спонсором" резолюции США в Совете безопасности ООН, в рамках которой было предложено провести независимое расследование применение химического оружия в Сирии. [..] Мы считаем, что то, что опять происходит в Сирии — точно такая же ситуация была год назад и тоже в апреле… (Янис Домбурс перебивает: "И Дональд Трамп уже тогда был президентом и США нанесли ракетный удар по одному объекту. Что по-вашему надо сделать сейчас?").

Я считаю, что надо сделать две вещи. Во-первых, надо работать в формате ООН, нравится это или нет. Есть возможность провести расследование, установить виновных и рано или поздно призвать их к ответу. Во-вторых, если мы видим, что режим и через год сделал то же самое, что сделал в апреле 2017 года, то удар по военным объектам этого режима, в отношении которых есть достаточные подозрения, абсолютно легитимен. Это я говорил год назад, это я говорю и сейчас.

О том, чем ситуация в Сирии и повод нанести удар отличается от ситуации с Ираком образца 2003 года.

Абсолютно разные ситуации. В Ираке вы не видели ни одного человека в прямом эфире — хотя было довольно много съемок — который бы умирал от химического оружия. Про Ирак были только подозрения и одна маленькая девочка, которую показывали Совету безопасности [ООН]. Есть разница.

О том, почему атака 7 апреля 2018 года НЕ является провокацией, организованной одним из локальных "игроков".

Именно поэтому я не могу понять логику России, которая наложило вето на резолюцию Совета безопасности ООН, дававшую мандат на проведение независимого расследования. Почему вы не позволяете расследовать? […] Это, если не ошибаюсь, была 12-я резолюция по проблемам в Сирии, которую заблокировала Россия.

О том, есть ли теперь другая возможность решить ситуацию в Сирии, не прибегая к ракетным ударам.

После Второй мировой войны мир устроен так, что единственный легитимный способ [повлиять на дела другого государства извне] — резолюция Совета безопасности ООН. Да, есть возможность что-то делать при посредничестве Генеральной ассамблеи ООН, но у него не будет юридической силы.

— И тогда мы возвращаемся к вопросу легитимности. Вы сказали, что, по вашему мнению, есть легитимный способ обстрелять военные объекты в Сирии. Без всяких революций.

— Видите ли, мы много дискутировали на эту тему с людьми в Вашингтоне, Брюсселе, Париже, даже в Москве. С людьми, у которых есть возможность реагировать. Что вы будете делать в момент, когда у вас гуманитарная катастрофа, гибнут люди, есть очень большое давление общества с требованием что-то сделать [..] Если мы видим, что гибнут мирные люди и фактически парализована ситуация, что используется оружие массового поражения и есть основание полагать, что это оружие может попасть в руки другой стороны, то я считаю, что есть легитимный повод нанести удары. Конечно, лучше, когда решение принимается через резолюцию Совбеза ООН, но мы видим, что его работа парализована.

Об участии Латвии в международной коалиции, способной теоретически вмешаться в происходящее в Сирии.

Сейчас Латвия не приглашена к участию ни в какой коалиции.

О вероятности Третьей мировой войны.

Я в это не верю. Я думаю, что сейчас идет пропагандистская война, "война нервов". Я не думаю, что принимающие решения люди в Москве и Вашингтоне готовы рисковать развязать Третью мировую войну. Пока мы слышим всю эту громкую риторику, с обеих сторон идут попытки найти дипломатическое решение.

О том, есть ли у мирового сообщества план по решению проблемы в Сирии.

Есть разные идеи. Плана, к сожалению, нет. План можно выработать только тогда, когда стороны, как в Сирии, где много национальных и религиозных групп, так и региональные и глобальные игроки, сядут за один стол и начнут сотрудничать. Попытки это сделать были, пока они заканчивались неудачно.

О том, что Эдгар Ринкевич имел в виду, когда в разгар кризиса с AB.LV Bank говорил, что "не надо делать вид, что нас не предупреждали".

Начиная с конца 2015 года, когда мы вступили в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) было достаточно много разговоров о том, что у нас проблемы с банковским надзором. И после этого тоже.

То, что у конкретного банка (здесь и далее Эдгар Ринкевич очевидно имеет в виду AB.LV, не называя его прямо — Прим. Delfi) имеются конкретные проблемы стало известно в октябре [2017 года], когда в Вашингтоне находились представили наших надзорных органов. Это формат такой, они приезжают туда два раза в год.

Было еще одно предупреждение в январе [2018 года], когда представители посольства были с визитом в нашем министерстве иностранных дел. К сожалению, эта информация засекречена, но я могу сказать, что это не была нота. Эти данные были переданы следственным органам.

Но поворотным пунктом в судьбе одного банка было решение [Латвии] о том, что его не следует наказывать. Я думаю, что именно это вызвало реакцию со стороны США.

О том, чего конкретно хотят США от Латвии во всей этой истории.

Надо понимать, что мы сегодня являемся стабильной частью западной системы со всеми ее принципами. И мы больше не можем сидеть на двух стульях в финансовом секторе, как нам это удавалось еще пять лет назад. [..]

Во-первых, нам надо расследовать конкретную информацию в конкретных делах. Это делается. Во-вторых, это вопрос об уточнении законов, и этим мы тоже сейчас занимаемся.

Но надо понимать, что на самом деле американцы от нас ничего не требуют. Американцы защищают свою финансовую систему, а не нападают на Латвию. Иногда мне кажется, что люди это путают и думают, что большая страшная Америка хочет навредить бедной маленькой Латвии. Но они просто сказали: "есть транзакции, с помощью которых вы своим, пусть и небольшим финансовым сектором, но вредите нам". Они передали информацию, которая сейчас проверяется и дали нам возможность самим что-то сделать, если мы не хотим других публичных сообщений от них. Мы вообще можем ничего не делать, но тогда надо считаться с последствиями.

О том, есть ли будущее у отношений с Россией.

В наших отношениях по-прежнему Ледниковый период. Есть ли у них будущее? Мне кажется, что тут две стороны С одной стороны, Россия действительно пытается снова самоутвердиться и в известном мере вернуть контроль над территориями. С другой стороны, это неприемлемо для того, что мы называем северо-атлантическим альянсом. [..] Конечно, нам надо налаживать диалог. Разумеется, даже самые плохие переговоры лучше ракетного удара. Но это нелегко.

О том, можно ли понять Россию умом.

Нет. Но я боюсь, что и сердцем ее понять нельзя. Я думаю, что тут надо смотреть и на рациональные, и нерациональные аспекты.

О том, готова ли Латвия принимать тех россиян, которые недовольны режимом в России и как это коррелирует с "закручиванием гаек" в отношении тех, кто "покупал" виды на жительство.

Да, мы хотим установить человеческие отношения с российским обществом. Да, мы видим, что Латвию как убежище выбрали не только люди, купившие собственность на деньги, происхождение которых надо бы особенно учить, но и такие, как редакция "Медузы". Да, мы официально предложили BBC и Британскому совету работать из Латвии. Я вижу, что много людей действительно приезжает в Латвию, (усмехается) учит язык и хочет быть частью общества. Мне кажется, что нам тут надо быть открытыми и идти на контакт. Мне кажется, что мы не должны потерять связь с людьми…

— А мы ее не потеряли? Мне кажется, что процесс остановился.

— (вздыхает) Я всегда был за то, чтобы мы продолжали латвийско-российскую культурную программу. Я считаю, что визиты театров, художников — они помогают. [..] Я вижу тут перспективу.

— Вы видите перспективу? (Далее Янис Домбурс перечисляет проблемы с русскоязычными в Латвии, начиная с института негражданства и языковой реформы в школе и заканчивая явным двухобщинным характере общества). Мы не можем говорить, что мы с Россией, с ее демократически думающей частью хотим особых отношений, а у самих внутренних отношений-то и нет.

— Начнем с того, что отношения с этой демократически думающей частью россиян все же немного другие, это немного другая публика. Если с ними поговорить, они с большим удовольствием расскажут рижскому таксисту, который везет их из аэропорта о том, что в России не все так красиво, как говорят по телевизору.

Я, к сожалению, согласен со многими вещами, о которых вы говорите. Да, у нас проблемы с негражданами. Я лично считаю — пока это мнение у нас в меньшинстве — что надо было остановить производство детей неграждан и принять предложенные президентом поправки, хотя бы из соображений, что это символично. Точно так же надо было принять и языковые поправки к закону об образовании, это тоже символично. Год перед выборами или нет — знаете, иногда предвыборный год тоже может быть полезен.

Но в чем дилемма, даже у меня с самим собой — мы видим, что часто многие российские телеканалы занимаются пропагандой. С одной стороны, можно считать, сколько раз они соврали [и запрещать их]. С другой стороны, я очень боюсь, что в этой безумной ситуации [сложных отношений с Россией] мы можем потерять свободу слова. И поэтому я всегда очень внимательно смотрю на эти вещи.

Но будем реалистами. Есть много стран, в которых, к сожалению, интеграция [совершенно разных общин] не происходит ни через 10, ни через 20, ни через 30 лет. Например, Бельгия. Над этим надо работать, но не ждите, что это произойдет за два года после какого-то распоряжения правительства.

— Вопрос в том, не остановился ли процесс.

— Нет. Но, к сожалению, последние два года мы находится в ситуации сумасшедшей жизни в двух разных информационных пространствах… Ну даже в рамках одного портала, у вас есть заголовок латышской и русской версии, которые часто заставляют думать — а они вообще об одном событии?

— Да, после этого разговора вы сможете сами это оценить.

О том, сделал ли Эдгар Ринкевич что-то для секс-меньшинств за последние три с половиной года, который прошли с момента его каминг-аута. Тогда он пообещал работать в этом направлении, однако недавно Сейм "завернул" инициативу о партнерских отношениях.

На самом деле эта инициатива даже дважды поднималась. Первый раз несколько лет назад, когда ее разработали депутаты и во второй раз, когда были собраны 10 000 подписей. И это показывает, что "Единство" — это партия XXI века, потому что ее фракция в Сейме голосовала за продолжение рассмотрения этой инициативы.

Да, мне жаль, что у нас нет такого закона. Достойно сожаления, что мы дискутируем о таких абсолютно несущественных вещах и есть очень много политиков, которые распространяют совершенно необоснованные страхи о том, что случится с детьми и все прочее.

И да, я думаю, что сейчас, к сожалению, недостаточно голосов [для принятия такого закона] и еще какое-то время их не будет. Но я про эту тему много говорил и готов продолжать говорить и объяснять обществу, почему я никак ему не угрожаю, не разрушаю его основы, мораль, юридические и никакие другие аспекты. И почему я не противоречу Сатверсме, а хочу лишь дополнить основной закон. [..]

Конечно, найдутся люди, которые и после этой передачи снова будут говорить, что это нарушает все основы законности и морали. Но вам надо понять одну вещь. Регулирование такого рода само по себе только и единственно укрепляет наше общество. После его введения, возможно, что кто-то из тех, кто уезжает из страны не по экономическим причинам, останется здесь.

— Вы это из своего опыта говорите?

— Я лично знаю людей, которые уехали из Латвии не потому, что у них маленькая зарплата, а потому что они ощущают себя отверженными.

Любуйтесь латвийской природой и следите за культурными событиями в нашем Instagram YouTube !