Foto: Council of Europe
Когда в хорватском городе Вуковар власти попытались ввести таблички и на сербском языке (на кириллице), жители-хорваты вышли на улицы. Потому что болит. Похожая история с русским языком в Латвии… Правда, в отличие от Хорватии, Латвия до сих пор не подписала Европейскую Хартию о языках меньшинств, а Рамочную конвенцию о защите нацменьшинств ратифицировала с существенными оговорками. Председатель Комитета экспертов Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств Весна Црнич-Гротич рассказала порталу Delfi, каким она представляет будущее русского языка.

В середине июня в Страсбурге прошла конференция по случаю 20-летия вступления в силу Рамочной конвенции о защите нацменьшинств и Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств. Одним из главных экспертов на эту тему выступала профессор международного права Весна Црнич-Гротич.

Хорватии в деле защиты нацменьшинств есть чем гордиться: в 1997 году она стала одной из первых стран, которые ратифицировали Конвенцию и Хартию, благодаря чему под защиту государства попали 11 языков нацменьшинств — чешский, немецкий, венгерский, бояш-румынский, истро-румынский, итальянский, русинский, сербский, словацкий, словенский и украинский. Некоторые из них довольно редкие, их используют в двух-трех населенных пунктах. Один из них — особо чувствительный — сербский: в Хорватии еще не затянулись раны войны 90-х. И все же страна на это пошла…

"В Европе монолингвизм очень редок. Особенно в Восточной Европе, где в каждой стране можно услышать до 15-20 языков, — говорит Весна Црнич-Гротич. — Важно, придать вес каждому языку, чтоб его носители чувствовали себя в своей стране, как дома. Языковая хартия продвигает использование языков меньшинств во всех сферах публичной жизни, особенно в образовании… Нельзя забывать, когда мы говорим о языках меньшинств, что некоторые из них очень распространены — как каталонский, на котором говорят миллионы, а есть такие, которые используют всего пара сотен человек. Но все они заслуживают специальных мер".

По словам Црнич-Гротич, ситуация с защитой нацменьшинств в Европе в целом — значительно лучше, чем до создания Конвенции и Хартии, но это не исключает того, что в некоторых странах есть и определенный регресс. Латвия Языковую хартию не подписала вообще, а Рамочную конвенцию ратифицировала лишь в 2005 году, с существенными оговорками и сроком вступления в силу с 2016 года. Как страна выполняет взятые на себя обязательства? Ожидается, что осенью будет обнародовано мнение Консультативного совета экспертов по этому вопросу. Оно уже сформулировано, но разглашать его пока нельзя.

Предыдущее мнение был опубликовано в 2014 году: Латвии указали на огромное количество недостатков политики государства в отношении нацменьшинств. На этот раз все ждут, что Совет Европы выскажет свое мнение по поводу языковой реформы школ, которая так взволновала русскоязычное общество. Правда, доклад от правительства Латвии комиссия получила еще в октябре 2016 года, а страну эксперты посетили в ноябре 2017 года, когда реформаторские аппетиты министра образования Карлиса Шадурскиса еще только набирали обороты.

- Какие аргументы можно привести в пользу того, что и для титульной нации важно соблюдать права нацменьшинств?

- Подозреваю, что самый сильный аргумент: лучше жить в мирном обществе, а не в состоянии постоянного конфликта. Согласитесь, в бесконфликтном обществе каждый человек и каждая нация могут развиваться успешнее. Мультикультурализм и мультилингвизм добавляют красок в жизнь общества — оно обогащаетcя под воздействием культур. Так что соблюдение прав меньшинств для большинства — это выгода, а не бремя.

- Но зачастую нацбольшинству кажется, что конфликтов будет куда меньше, а жизнь станет куда приятнее, если меньшинство ассимилируется с большинством.

- Тут очень непросто. Люди придерживаются своей идентичности, если не публично, то частным образом. Помните, на этой конференции живущая в Швеции женщина народности саами рассказывала, как ее бабушка хранила язык и "саамизм", не афишируя это — власти не приветствовали — но где-то внутри нее все же тлел огонек идентичности. Рано или поздно люди могут захотеть этот огонек раздуть. В некоторых национальных сообществах есть пробел между бабушками-дедушками и внуками, среднее поколение как будто выпадает, забывает свою культуру, сливается с большинством, но потом внуки или правнуки нередко берутся за то, чтобы вернуть культуру и идентичность предков. Человеку важно проявлять свою идентичность — пусть не каждому, но очень многим.

- Так что же ответить большинству, которое предпочитает ассимиляцию? Им-то кажется, что одна страна, одна нация, один язык — и никаких проблем!

- История учит нас, что ассимиляция зачастую носит насильственный характер, она не уважает персональные человеческие желания и проблемы… Притом что, в целом, ассимиляция — естественный процесс, она происходила во все времена. Если попытаться сравнить количество нацменьшинств сегодня и каких-нибудь 15 лет назад, мы увидим, что во многих странах это число потихоньку снижается из-за ассимиляции. Тут многое зависит от того, кто носитель языка меньшинства — мама или папа. Если мама, то обычно она будет поддерживать сохранение языка у ребенка, с отцом язык чаще теряется. Но это натуральный процесс. Когда же ассимиляция форсируется с помощью неуважения идентичности меньшинств — это совершенно неправильно.

- 25 лет назад я была в Сербии и много общалась с людьми — меня потрясла их ненависть к хорватам, которую они толком не могли объяснить. В свое оправдание говорили, что по ту сторону границы их также ненавидят. Хорватия одной из первых ратифицировала Рамочную конвенцию и Языковую хартию. Как вам удалось одолеть вековую вражду хорватов и сербов?

- О-о, хорваты как раз могут объяснить, почему у них была такая ненависть к сербам! Начало 90-х — это как раз время войны и атак со стороны Сербии. Благодаря политике Милошевича, сербский национализм в бывшей Югославии стал причиной этой войны, хотя его целью было получить территории.

И даже сейчас, 25 лет спустя, хорваты очень чувствительны к этой теме. Например, когда пару лет назад власти хорватского города Вуковар (в войну он был очень сильно разрушен, погибли сотни людей — прим. ред.) попытались вводить надписи и на кириллице, это вызвало очень сильную реакцию у местных жителей (люди устраивали демонстрации с лозунгами: "Нет кириллице в Вуковаре", "Vukovar никогда не станет Вуковаром", "Мы погибали за Вуковар, а правительство нас предало" — прим. Ред.)..

Потому что болит до сих пор. Значит, еще не было сделано достаточно, чтобы проработать эту тему с людьми, им не объяснено, что кириллица — это не причина войны, что сербская культура — тоже часть культуры Хорватии. Это то, над чем наши власти должны более тщательно проработать с жертвами войны с обеих сторон.

- Есть ли в Хорватии сербские школы?

- Да. В том же Вуковаре есть несколько основных и средних школ, где преподают на сербском. Надо понимать, что языки эти родственные — многие сербы говорят по-хорватски, а хорваты по-сербски. В обычных хорватских школах для сербских школьников есть отдельные уроки — сербской литературы, истории, культуры и, конечно, детей учат писать и читать на кириллице. Потому что хорватский язык — это латиница.

- В Латвии в этом смысле ситуация несколько иная. Русское меньшинство трудно назвать меньшинством по сути — русских и в самой Латвии много (по последней переписи 62% — латыши, подавляющее большинство остальных говорит по-русски), по Европе разбросано более 8 миллионов, а если с Россией считать… Название "меньшинство" звучит иронично. Латышей на порядки меньше, что вызывает у них понятное опасение за сохранение нации. В нашей Преамбуле к Конституции записано, что "Латвия создана для сохранения латышской нации". Но русские Латвии не хотят жертвовать своей идентичностью во имя этого. Как разрешить эту дилемму без жертв не знает, похоже, никто…

- Сразу уточню, что Латвия не подписала и не ратифицировала Языковую хартию. Возможно, именно поэтому.

- Рамочную конвенцию Латвия ратифицировала, но с существенными оговорками. Например, обязательство использования языка нацменьшинств в общении с властями она взялась выполнять лишь… в рамках своего законодательства. То есть — никак.

- И все же не стоит забывать, что для построения стабильного общества надо постепенно и мягко интегрировать русскоязычное меньшинство в латвийское общество и так же медленно и мягко, через культуру и образование, вводить все большее пользование госязыком. Трудно сравнивать ситуации разных стран, но если мы посмотрим на Ирландию, то там официальный язык английский, а ирландский, "домашний" язык, не так уж широко представлен. Потому что его сфера гораздо уже, чем у английского. Мое личное мнение, ошибка (Латвии — Ред.) была сделана в самом начале — форсированием мер (по внедрению латышского языка — Ред.). Это сразу породило противодействие.

- Но у нас события развиваются стремительно. Приняли решение, что высшее образование даже в частных вузах не может быть на русском языке. До того государство фактически сказало "до свидания" русском языку в средних школах, даже в частных.

- Это неприемлемо, если судить с точки зрения языковой Хартии. Но опять же, Латвия ее не ратифицировала — как, кстати, и Россия.

- В латвийском Законе об образовании есть оговорка, что даже в средней школе должны быть предметы "для освоения этнической культуры и интеграции нацменьшинств в Латвии". Но в Центре содержания образования мне объяснили, что русский язык и литературу объединят в один интегральный предмет, а общий объем уроков в школах нацменьшинств не должен быть большИм, чем в латышских школах. То есть во имя родного языка ученики школ нацменьшинств должны будут жертвовать другими предметами…

- Хартия требует, чтобы язык стал дополнительной частью интегральной учебной программы, а не чем-то вне расписания. И тогда его можно преподавать до начала уроков, или в конце уроков или как факультативный курс — есть разные модели, которые можно адаптировать под ситуацию. И эти модели обязательно должны быть составлены в сотрудничестве с представителями нацменьшинств — онм должны устроить школы и людей.

- Политическая ситуация сегодня против любых переговоров. Все, что укладывается в русло защиты языка и культуры, объявляется "голосом Кремля".

- О, я это знаю! Теперь вы несете на себе стигму российской политики. Похожая ситуация у нас в стране: как только хорват выступит против чего-то, что связано с сербами, ответ один — "это потому что он фашист". Так что у всех есть свои стигмы!

- Не кажется ли вам странной ситуация в рамках Европы, когда огромный и богатый язык, на котором говорят многие миллионы жителей Европы и граждан ЕС, не имеет никакого официального статуса в Европе?

- Статус есть. В Финляндии русский язык защищен, как язык нацменьшинств. Если же говорить о европейском уровне… В Совете Европы, конечно, доминируют французский и английский. Русский язык утрачивает свою силу. Но даже во времена своей силы он был существенно ограничен рубежами Советского Союза. Пытались, конечно, его внедрять и за пределами СССР… Например, я в свое время учила в гимназии русский язык — такая я счастливая!

Если честно, мне совершенно не хотелось им заниматься, потому что я не могла себе ответить на вопрос: где я его буду использовать? В Советском Союзе? Ну, а кто там хотел жить?! Я — точно нет! С развалом же Советского Союза русский язык утратил силу и, как следствие, свою важность.

- Что же в такой ситуации делать европейским русским — как сохранять язык? Держаться России? Укреплять некую отдельную культуру европейской русскости?

- Сохранять язык, как язык нацменьшинства.

- Что вы думаете в целом о судьбе русского языка в Европе?

- О, тут я не сомневаюсь, он выживет! Язык, на котором говорят миллионы, не убьешь. В Европе есть несколько общин саамов, из которых самая большая насчитывает 5000 носителей языка в одной стране — и они до сих пор выживают. Как они сами говорят: размер не имеет значения. Если взять пример русского языка в Финляндии, где он защищен государством, то все прибывающие в страну носители этого языка могут там сразу получить доступ ко всем возможностям развития и сохранения родного языка. Так что все возможно. Главное, найти правильную модель!

Посмотрите на Уэльс. Валлийский язык со всех сторон охвачен мощным кольцом английского. Но он выжил! И сейчас начал свое возрождение — число его носителей и ареал использования растет. Все возможно, если есть страстное желание сохранить свой язык.

- Но им Англия в этом помогала?

- Сейчас — помогает. Только теперь валийский признали одним из языков нацменьшинств Соединенного Королевства, появилась легальная возможность его поддержки. Но до того валлийцы должны были веками выживать в одиночку, без всякой поддержки со стороны государства.

- Последний вопрос — не про меньшинства, а про тех, кто претендует на звание главного большинства. Что думаете про предложение президента Франции Макрона сделать после Брекзита французский главным официальным языком ЕС?

- Успехов ему! (Смеется.)

- Это возможно?

- Нет. Можно снимать лучшие фильмы и писать лучшую музыку… но аудитория, конечно, не такая, как у англоязычной культуры. Это реальность. К тому же, у английского языка в ЕС остаются Мальта и Ирландия — для официального языка ЕС такого представительства достаточно. Ну а дальше — математика: сколько людей владеют английским и сколько французским?

Seko "Delfi" arī Instagram vai YouTube profilā – pievienojies, lai uzzinātu svarīgāko un interesantāko pirmais!